Неточные совпадения
Подложили цепи под колеса вместо тормозов, чтоб они не раскатывались,
взяли лошадей под уздцы и начали спускаться; направо был утес, налево пропасть такая, что целая деревушка осетин, живущих на дне ее, казалась гнездом ласточки; я содрогнулся, подумав, что часто здесь, в глухую ночь, по этой дороге, где две повозки не могут разъехаться, какой-нибудь курьер
раз десять в год проезжает, не вылезая из своего тряского экипажа.
Алексеев стал ходить взад и вперед по комнате, потом остановился перед картиной, которую видел тысячу
раз прежде, взглянул мельком в окно,
взял какую-то вещь с этажерки, повертел в руках, посмотрел со всех сторон и положил опять, а там пошел опять ходить, посвистывая, — это все, чтоб не мешать Обломову встать и умыться. Так прошло минут
десять.
Надо мной бы, конечно, стали смеяться: дескать, подождали бы, в
десять бы
раз больше
взяли.
Затем с адским и с преступнейшим расчетом устроил так, чтобы подумали на слуг: не побрезгал
взять ее кошелек, отворил ключами, которые вынул из-под подушки, ее комод и захватил из него некоторые вещи, именно так, как бы сделал невежа слуга, то есть ценные бумаги оставил, а
взял одни деньги,
взял несколько золотых вещей покрупнее, а драгоценнейшими в
десять раз, но малыми вещами пренебрег.
— Даст ему дед пятишницу, он на три рубля купит, а на
десять украдет, — невесело говорила она. — Любит воровать, баловник!
Раз попробовал, — ладно вышло, а дома посмеялись, похвалили за удачу, он и
взял воровство в обычай. А дедушка смолоду бедности-горя до́сыта отведал — под старость жаден стал, ему деньги дороже детей кровных, он рад даровщине! А Михайло с Яковом…
Один
раз ударил я бекаса вверху, и он, тихо кружась, упал в
десяти шагах от меня с распростертыми крыльями на большую кочку; он был весь в виду, и я, зарядив ружье, не торопясь подошел
взять свою добычу; я протянул уже руку, но бекас вспорхнул и улетел, как здоровый, прежде чем я опомнился.
— И еще как, дедушка… А перед самым концом как будто стишала и поманила к себе, чтобы я около нее присел. Ну, я, значит, сел…
Взяла она меня за руку, поглядела этак долго-долго на меня и заплакала. «Что ты, — говорю, — Окся: даст Бог, поправишься…» — «Я, — грит, — не о том, Матюшка. А тебя мне жаль…» Вон она какая была, Окся-то. Получше в
десять раз другого умного понимала…
Кишкин достал берестяную тавлинку, сделал жестокую понюшку и еще
раз оглядел шахты. Ах, много тут денежек компания закопала — тысяч триста, а то и побольше. Тепленькое местечко досталось: за триста-то тысяч и
десяти фунтов золота со всех шахт не
взяли. Да, веселенькая игрушка, нечего сказать… Впрочем, у денег глаз нет: закапывай, если лишних много.
Дорога от М. до Р. идет семьдесят верст проселком. Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен на живую нитку; на половине дороги надо часа три кормить. Но на этот
раз дорога была для меня поучительна. Сколько
раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня: дорога как дорога, и лесом идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет
десять, как я не был на родине, не был с тех пор, как помещики
взяли в руки гитары и запели...
— Гирей-хану верить можно, его весь род — люди хорошие; его отец верный кунак был. Только слушай дядю, я тебя худу не научу: вели ему клятву
взять, тогда верно будет; а поедешь с ним, всё пистолет наготове держи. Пуще всего, как лошадей делить станешь.
Раз меня так-то убил было один чеченец: я с него просил по
десяти монетов за лошадь. Верить — верь, а без ружья спать не ложись.
Надя. Как к чему? А вот барыня обещали меня выдать замуж, так я стараюсь так себя образовать, чтоб меня никому не стыдно было
взять. Ты знаешь, какие жены у наших чиновников, ну на что это похоже? Я в
десять раз лучше их понимаю жизнь и обращение. У меня теперь только одна и надежда выйти за хорошего человека, чтобы мне быть полной хозяйкой. Посмотри тогда, какой я порядок в доме заведу; у меня не хуже будет, чем у дворянки у какой-нибудь!
Вельчанинов ясно видел, что еще минута, и этот господин может решиться на что-нибудь в
десять раз еще нелепее; он
взял его поскорее за руку и, не обращая внимания на всеобщее недоумение, вывел на балкон и даже сошел с ним несколько шагов в сад, в котором уже почти совсем стемнело.
Покупая какую-нибудь ничтожную вещь, он
десять раз придумывал, давал за нее цену, отпирался потом; иногда, купив совсем, снова возвращался в лавку и умолял, чтобы ее
взяли назад, говоря, что он ошибся.
— Хорошо, братец, я от этого не прочь, изволь, — говорю я, — только вот видишь что: совести моей до сей поры я еще не продавал, следовательно мне на первый
раз за пустяки ее уступить не следует —
десяти целковых не
возьму.
В
десять часов директор обыкновенно читал газеты. И на этот
раз он не изменил своей привычке. Оставив писание, он встал, потянулся, разлегся на кушетке и принялся за газеты.
Взяв в руки «Новое время», он презрительно усмехнулся, пробежал глазами по передовой и, не дочитав до конца, бросил.
Борьба была неравная, и семьдесят лет
взяли свое. С трудом дотащился он до Кобрина и здесь слег. Хотя он и написал в Петербург, что остановился только на четыре дня, но такое решение не основывалось ни на чем, кроме надежды, и остановка потребовалась в
десять раз длиннее. Здесь болезнь его развилась и выразилась в новых, небывалых еще симптомах.
— Бой идёт уже третий день… — отвечал хорунжий. — Японцы четыре
раза меняли позиции своих батарей, но мы счастливо и метко подбивали их, и наконец некоторые батареи замолчали… Японцы стали отступать… Мы подбили у них около
десяти орудий, и полковник Трухин с двумя сотнями казаков отправился
взять подбитые орудия, но сотни были встречены цепью стрелков, открывших сильный огонь, и принуждены были отступать.